Нисей не высыпался. С того самого дня, как Аояги по его вине - Акаме с завидным упорством занимался самоедством на протяжении недели и останавливаться не собирался - потерял зрение в последнем сражение с парой, превосходящей их по силам в несколько раз, Нисей толком не спал. Он привыкший дрыхнуть до обеда, игнорируя будильник Сеймея, который и сейчас звонил в назначенные ему семь тридцать, как делал это на протяжении шести лет, и скрип кровати, когда агнец вставал, теперь лишь поверхностно дремал и подрывался каждый раз, стоило Аояги пошевелиться. Вырываясь из некрепких объятий сна, Акаме садился в кровати и первым делом несколько раз отчаянно моргал, пытаясь окончательно вернуться в реальность, после чего или находил Сеймея рядом и буквально проваливался обратно в дремоту, или с невероятным усилием вставал и заставлял себя идти на поиски агнца, непрестанно зевая и борясь с желанием вернуться в кровать. Нисей не хотел, чтобы Аояги оставался один в темноте, а потому он всегда был рядом с ним. Когда же ему приходилось уходить, Акаме, игнорируя все пожелания Сеймея, включал телевизор на полную громкость, словно звук был способен пронзить темную пелену, покрывающую глаза Аояги. Из квартиры Нисей уходил только лишь по двум причинам: поход в магазин - исключительно за продуктами, на работе снова пришлось взять отгул, прикрывшись смертью бабушки, которая, если Акаме не изменяла память, не очень-то его убила и умерла около десяти лет назад; и изучение окрестных и прилегающих к их дому территорий. Нисей боялся, что Минами, узнав о том, что случилось и что Сеймей как никогда уязвим, решит напасть на них, и планировал пути отступления. Изучая переулки, подворотни, новостройки и, напротив, заброшенные дома, Акаме запомнил каждый кирпич, чтобы в случае опасности успеть телепортировать Аояги в наиболее безопасное место. Он больше не собирался его слушаться. Попутно вовремя совершаемых рейдов, Нисей тщательно прислушивался к связи и окружающему его миру, пытаясь отследить малейшие признаки других Владеющих Силой. На протяжении семи дней все было тихо, однако вместо того, чтобы успокоиться Акаме нервничал еще сильнее. Его душило затишье перед неминуемой бурей.
Сеймей просыпался непозволительно рано. Каждое утро Нисею казалось, что Аояги просыпается на еще один час раньше. За окном пышные облака только принялись окрашиваться в розовый цвет потягивающимся солнцем, когда Сеймем встал с кровати и, шлепая босыми ногами по устилающему пол сквозняку, направился на кухню. Акаме должен был встать. Он понимал это. Он отдавал себе приказы. Но уставшее тело его не слушалось, продолжая утопать в матрасе под тонким летним одеялом. Издав сдавленный стон, Нисей буквально свалился с кровати на пол и еще несколько минут сидел на полу, пытаясь собраться с мыслями и силами. Впереди был еще один день в полной темноте. С трудом поднявшись с пола и тряхнув давненько нечесаной и лохматой гривой чернильных волос, Акаме пошел на кухню. Сеймей его не видел, а потому не было смысла прилагать усилия на никому не нужные действия. Нисей не расчесывался уже несколько дней, ходил по квартире в скучных боксерах и рубашке Аояги, выуженной с верхней полки его шкафа. Зайдя на кухню, Акаме зевнул настолько широко и отчаянно, что у него даже щелкнуло в челюсти и на долю секунды он успел испугаться, что больше не сможет закрыть рот. Но рот захлопнулся, чтобы уже через пару минут открыться для упрека:
-Ты должен был разбудить меня, - левой рукой теря слипающиеся глаза, правой Нисей в ожидание, пока вскипит чайник, принялся собирать хрустящие по всей кухне фантики из-под конфет. Так как теперь поход за продуктами полностью перешел в ведомство Акаме в холодильнике, да и на кухне вообще появилось много всего того, что обычно было под строжайшим запретом, потому что дорого, потому что не полезно, потому что "я так сказал". На подоконнике периодически вырастала горка подтаявших ирисок и карамели, нижняя полка в шкафу теперь была завалена хлопьями, состоящими наполовину из сахара, а на другую из меда, и кашами быстрого приготовления, потому что сварить сносную кашу из крупы у Нисея так и не получилось, сколько бы он ни бился. Только зря сжег кастрюлю и кухонное полотенце. На дверце холодильника теперь были выстроенные вряд банки с содовой вперемешку с консервами и мясными полуфабрикатами, которые Акаме удавалось готовить без риска самовозгорания кухни. Собрав все попавшиеся ему на глаза конфетные фантики, Нисей выбросил их в мусорное ведро ровно за секунду до того, как засвистел включенный Сеймеем чайник.
-Ты будешь только чай или поешь? – сняв чайник с подставки, чтобы он перестал так надрывно визжать ему в ухо, Акаме достал кружку Аояги - новую, ничуть, по его скромному мнению, не хуже той, что Сеймей разбил несколько недель назад - и жестяные коробки, в которых Аояги хранил листовые чаи. Нисей не очень-то разбирался в чаях, если честно. Обычно он сравнивал запах нескольких заварок и выбирал ту, аромат которой ему сегодня больше всего нравился. Двадцать пятое июня было днем черного чая с апельсиновой цедрой. Убрав остальные банки обратно, Акаме достал пустой пакетик, чтобы засыпать в него выбранную заварку, часть которой высыпалась на столешницу, а за этим и на пол. И если со столешницы Нисей еще стряхнул заварку обратно в банку, то с упавшей на пол поступил и того проще - ногой загнал под шкаф. Затянув тесемки пакетика и положив его в кружку, Акаме осторожно залил его кипятком и только после этого поставил кружку перед Сеймеем. Себе Нисея достал из холодильника банку энергетика, прижавшись к ней еще теплой после сна щекой.
Акаме хотелось спросить: сегодня получше? Есть изменения? Ты что-нибудь видишь? - но он не решался, а потому, открыв банку, встал перед Аояги, надеясь, что, если тот может видеть хотя бы его смутные очертания, то непременно велит отойти в сторону.

Под пристальным взглядом потянутой слепой поволокой глаз Сеймей Акаме чувствовал себя виноватым. Чувство вины ежедневно и ежечасно точило о него свои острые клыки, заставляя чувствовать себя, мягко говоря, поршиво. Аояги был взвинчен и раздражителен. Любая попытка Нисея помочь, если и не воспринималась в штыки, то принималась весьма неохотно или с порцией желчи. Акаме никак не мог угодить Сеймею. Даже его попытки поддерживать квартиру в чистоте неизменно воспринимались Аояги, как мелкие диверсии по внедрению хаоса и беспорядка в размеренную и упорядоченную правилами жизнь. Нисей, не привыкший поддерживать чистоту и по большей части принимающий ее как данное жизни с Сеймеем, действительно старался. Выходило не всегда, как например, с этими же фантиками, но если бы Аояги только видел! Если сравнивать квартиру и комнату в хостеле, в которой Акаме жил на протяжении полугода полного одиночества, квартира была не просто чистой, она буквально сияла чистотой. Грязь, мусор, несколько тонн пыли никогда не смущали Акаме, но он знал, что они способы не просто смутить, а даже знатно вывести из себя обычно сдержанного и спокойного Аояги, а потому Нисей пытался и делал все, что в его силах, чтобы порядок и чистота оставались на прежнем уровне, лишь изредка переставляя те или иные вещи, потому что ему так было сподручнее и удобнее. День ото дня "сподручно и удобнее" меняли свои территориальные позиции, подчиняясь настроению Акаме, отчего, наверное, не очень-то облегчали перемещение Сеймея по квартире.
-Я совсем на тебя не пялюсь, Аояги. - буркнув себе под нос, Нисей поспешно сделал пару шагов в сторону, отпивая из банки. Ему нравилось чувствовать, как пузырьки газа щекочут в носу, а рот заполняет приторная сладость с едва ощутимым вишневым привкусом. Одна из главных вселенских несправедливостей определенно заключалась в том, что вся вкусная еда априори была вредной и ничуть не полезной. Сеймею, несмотря на все его усилия, так и не удалось привить Акаме любовь к здоровой пище. И стоило его томительному заключению закончиться, Нисей первым же делом направился в ближайший McDonald's и заказал себе самый большой гамбургер и стакан с кока-колой, лед из которой он притащил домой и с удовольствием разгрызал, сидя на подоконнике под укоризненные взгляды Аояги, сулящего ему очередную простуду или ангину, в которых Нисей будет повинен собственной дуростью, а, значит, никаких поблажек и заботы. Акаме не заболел. Хотя сейчас он предпочел бы валяться в кровати с пневмонией, холерой, предсмертной агонии, чем чувствовать это зудящее чувство вины, не дающее покоя ни на минуту.
-Сегодня обещали дождь, - отойдя к окну и привалившись к подлокотнику, соврал Нисей, даже не глядя за тонкую ткань штор, вместо этого внимательно наблюдая за Сеймеем. Его прогнозы каждый день обещали или дождь, или сильные порывы ветра, или необычный для конца июня холод, и никогда не сбывались. Вечером Акаме сетовал на тупых метеорологов, а очередным утром придумывал новую напасть. Нисей не хотел, чтобы Аояги покидал квартиру. Конечно, этот спальный район и квартира, имеющая дурную славу, не были надежным убежищем, окруженным рвом с крокодилами и акулами, но они были хоть каким-то укрытием от... Акаме и сам не понимал до конца отчего он защищает Сеймея. От Минами? Порой казалось, что от всего мира. - Небо и, правда, заволокло. - на голубизне неба с легкими разводами розового-красного оттеска рассвета не было ни единого облака. Дождя не будет не только сегодня, но и ближайшую пару дней. Сделав еще несколько глотков, Нисей обтер липкие от сладости губы тыльной стороной ладони, после комкая бутылку и прицельным броском отправляя ее в мусорное ведро. Прицел вышел не очень, так что Акаме пришлось отдирать задницу от облюбованного подоконника, на котором он хранил свои нехитрые личные пожитки, в виде одолженных у Юрио комиксов, щедро отданного еще зимой шарфа Аояги и стеклянной миски, неизменно заполненной последнюю неделю мелкими вредности, на вроде, конфет или чипсов, и подходить к мусорному ведру, чтобы выкинуть в него опустевшую банку по-человечески.
-Хочешь, я помогу тебе сегодня помыться? - садясь на табурет у стола и осторожно подталкивая к Сеймею тарелку с россыпью уже немного подмякшей от жары черешни. - Тебе, наверное, не все удобно делать, и поэтому от тебя немного воняет. - Нисей обманывал. От Аояги никогда не воняло. Хотя, наверное, даже рази от него немытым телом и потом за километр Акаме все равно бы не поморщился, попросту не почувствовав этого. Ему нравился настоящий запах Аояги, а потому Нисей любил душную жару, когда даже раскрытые форточки не спасали от ночной испарины, впитывающейся в наволочки и растекающиеся на футболках кляксами. Духота последние несколько дней стояла невыносимая. Воздух буквально плавился от жары, а в ванной комнате в корзине для грязного белье копилась одежда. Акаме не торопился стирать, каждый вечер откладывая это важное дело до следующего утра, а утром перекладывая все на вечер и так по кругу. Это было из разрядов тех фетишей и странностей, о которых не принято распространяться. Нисей мог просидеть у пропахшего потом белья Сеймея несколько минут, жадно втягивая тяжелый воздух и судорожно глотая подступающую к горлу жалость к самому себе. Сидя на корточках перед плетенной корзиной, он выглядел жалко. Стоящие на полках моющие средства, купленные несколько дней назад, смотрели на него с нескрываемым отвращением и укоризной. "Зачем ты нас купил, если не используешь?" - Нисей и сам задавался этим вопросом.
-Я обещаю, что не буду подглядывать. - опуская гудящую голову на стол и закидывая в рот бардовую, переспевшую черешину. Акаме предлагал Аояги свою помощью в гигиенических процедурах далеко не первый раз. И сколько бы раз он не высказывало желание помочь, ровно столько же Сеймей ему отказывал. В глубине души Нисей порывался попрятать все шампуни, мыла и гели, чтобы Аояги уж точно не справился без него, но это было уж слишком по-детски жестоко. - Просто слегка помогу. - катая по зубам косточку, а после проглатывая ее, Нисей в который раз за одно лишь только утро обманул своего агнца. Интересно, что Сеймей видел в окружающей его тьме? Акаме был уверен, что, даже ослепнув, его мир ничуть не изменился бы - он продолжил бы видеть одного Аояги Сеймея.

Сколько раз Аояги просил его не лгать? Может быть, сотню? А может и сотню сотен раз. И каждый раз Нисей смотрел на него удивленно-оскорбленным взглядом, строя из себя обиженную недоверием невинность. Но только не сегодня. Корчить концерты было не перед кем. Как ни старайся, как ни криви губы в ужимках - Сеймей все равно не заметит. Так что Акаме даже не пробовал оправдывать свое вранье, но и соглашаться с тем, что был нечестен Нисей тоже не торопился. Не отрывая головы от столешницы, он вел усиленную борьбу с сонливостью и желанием закрыть глаза и проспать, как минимум, еще часа два, закатывая в рот одну черешню за другой, привычно проглатывая косточки. Помнится, в детстве его частенько пугали тем, что если он будет так делать, то одна из косточек может прорасти, и тогда у него из живота вырастет всамделишное дерево. Вопреки ожиданиям родителей, Акаме с удвоенной силой принялся есть черешневые косточки, но, увы, за двадцать шесть лет его жизни ни одна из них не проросла. Нисей поднял голову, чтобы отпить из банки, как раз в самый неподходящий для этого момент - его взгляд, отлипнув от блюдца с покатывающейся по ней черешне, мазнул по лицу Аояги в тот самый миг, когда губы агнца скривились, не двусмысленно демонстрируя его отношение к умению Акаме заваривать чай. Нисей и не скрывал того, что ему не известны все тонкости чайной церемонии, которые, по большей мере, казались бойцу Возлюбленных пустой тратой времени. Он абсолютно не видел разницы между тем чаем, что любовно и трепетно заваривал Сеймей, и тем, что он сам нещадно заливал кипятком и глотал, едва дав воде окраситься.
-Сеймей, - неуверенно начал было Акаме, но, поймав взгляд жертвы, пускай и потянутый слепой поволокой, но от этого не менее упрямый, понуро выдохнул, соглашаясь. - Хорошо. - словно он мог ответить иначе и отпустить Аояги одного. Пфф. Сеймей был слишком уж уверен в собственной несокрушимости и вседозволенности. Увы, он был всего лишь человеком, даже если ему хотелось думать иначе. - Но, если ты промокнешь под дождем, не говори, что я тебя не предупреждал. - за окном заливистой трелью предательски запела счастливая от тепла и согретая солнечными лучами птица. Повернувшись к окну, Нисей с немой молитвой посмотрел на голубизну неба. Ни единой тучки. Даже малейшего белого облака не было видно. И отчего только весь этот гребанный мир ненавидит одного единственного Акаме Нисея? - Допивай чай, я пока приготовлю нам одежду. - сделав акцент на предпоследнем слове, Акаме встал из-за стола и, забрав с собой банку энергетика, вернулся в спальню, в которой от ночной прохлады не осталось и следа. Вся растворилась в духоте нового дня. Воздух, даже для привыкшего и любящего жару Нисея, был тяжеловат. Жара скапливалась искрящими и покалывающими бисеринами пота на загривке и под всклокоченными черными волосами, сальными патлами, опускающимися на спину. Сделав еще несколько глотков, Акаме поставил полупустую жестяную банку, уже едва-едва холодную, на полку у шкафа, распахивая его дверцы. Та часть одежды, которая не копилась в плетенной корзине в ванной, и была выстирана Аояги за пару дне до "происшествия", подобиями накренившихся пизанских башен толпилась на полках шкафа. Что-то, что подсказывало Нисею, что перед тем, как складывать снятую с сушилки одежду, ее следовало бы прогладить, было буквально задавлено ленью Акаме, а теперь с сожалением помянуто. Или помято. Как и вся одежда. Вытянув из одной стопки футболку, Акаме пару раз встряхнул ее, в тщетной попытке разгладить въевшиеся в ткань морщины, но не тут-то было. Ткань отказывалась распрямляться, даже после десятка однообразных движений руками вверх-вниз. Так что пришлось Нисею тащиться до подоконника и включать утюг, чтобы погладить Аояги футболку, а следом за ней и не менее измятые штаны.
-Я оставил одежду в гостиной. - заглянув на кухню, перед этим несколько раз убедившись, что выдернул утюг из розетки, возвестил Акаме, отходя на полшага в сторону и протягивая руку, если вдруг Сеймей захочет за нее ухватиться, проходя в комнату. Ага, захочет. Нисей сжал руку в кулак, но за Аояги прошел чуть ли не до самого дивана, успокоившись лишь тогда, когда агнец уперся в его подушки своими коленями. - Я умоюсь и приду. - одним, правда, умыванием дело не ограничилось. Начистив зубы так, что даже заболели десна, Акаме, ополоснул голову, смывая скудной пеной засаленную усталость со своих волос. Хлестко ударив себя мокрой копной по голой спине, пересекаемой тремя длинными белесыми шрамами, напоминающих раздавленных гусениц, Нисей натянул через голову относительно чистую футболку Аояги, лежащую поверх остального грязного шматья, шумно втягивая носом въевшийся меж петель запах. Влага с волос моментально пропитала тонкую ткань футболки, растекаясь по ней уродливой кляксой между лопаток. Передернув плечами и подтянув сползшие с задницы шорты, которые не так давно еще были джинсами Сеймея, Акаме вышел из ванной комнаты. Ему хотелось, словно бы невзначай спросить: может ты передумал? Или: как насчет послушать пятую симфонию этого твоего... Моцарта? Но Нисей прекрасно понимал, что если Аояги решил погулять, то он пойдет гулять с ним или без него.
-Ты, кажется, надел неправильно, - подойдя ближе к Сеймею, Акаме провел пальцами по вороту футболки, слегка оглаживая еще влажными после душа подушечками пальцев горячую кожу Аояги и проверяя наличие ярлычка там, где его быть не должно. Но нет. Как и полагалось, ярлычок с лейблом был на спине. Досадно. Нисей с удовольствием переодел бы Сеймея, но... - Все нормально. - улыбнувшись, Акаме скользнул было рукой по плечу агнца, но быстро одернул ее, легко прихватывая пальцами край футболки. Потянув Аояги за собой, Нисей вышел в коридор, где в полном хаосе пребывала уличная обувь. На счастье Акаме, июнь, против всех его прогнозов, был сухим, в противном случае возле ящика с обувью непременно бы уже скопилась порядочных размеров грязная и подсыхающая со всех сторон лужа, в которую Сеймей ткнул бы его носом, как только зрение вернулось бы к нему. - Давай помогу, - обувшись сам, а точнее просто всунув ноги в свои растянутые и стоптанные кеды, Нисей чересчур уж резво присел на корточки, чтобы завязать Аояги шнурки. Скажи, что я нужен. Признай, что я полезен. Согласись, что тебе без меня никак - чувствовалось и читалось в каждом движении и порыве Акаме.
Выходя из квартиры, Нисей, конечно же и не подумал брать с собой зонтик. Выбежав на лестничную площадку первым, Акаме вызвал лифт, и пока тот поднимался на их этаж, закрыл дверь. Неловко - Нисей не раз представлял себе это, бесчисленное количество раз видел во сне, но на деле все было куда сложнее, хотя, казалось бы, что сложно взять другого человека за руку? - обхватив ладонь Аояги своими еще чуть прохладными пальцами, Акаме завел его в лифт. В отличие от дома, в котором они жили около полугода назад, этот лифт двигался практически бесшумно, а из его углов не раздавался едкий запах мочи и экскрементов. Путешествие до первого этажа не заняло более десятка секунд. Как только дверцы лифта раскрылись, Нисей чуть сильнее сжал ладонь Сеймея, покидая едва ощутимую тень подъезда и ныряя с головой в потоки солнечных лучей.
-И куда ты хочешь пойти? - запрокинув голову и подставив лицо теплу, Акаме скосил взгляд прищуренных глаз на Аояги.

Отредактировано Akame Nisei (02.07.2018 21:45)

Акаме хотел бы, чтобы Сеймей за ним ухаживал, чтобы водил за руку, готовил ему еду, помогал одеваться, принимать ванну и присутствовал бы в каждом мгновение его жизни, если бы он вдруг ослепнул. Но Нисей прекрасно понимал, что этого никогда не будет, а от того прозвучавшие еще в квартире слова Аояги отдавали угрозой и неприкрытой насмешкой. Он не будет о нем заботиться, так же, как и не приемлет заботу о себе сейчас, вопреки всем стараниям Акаме. Казалось, что чем отчаяннее и сильнее он пытался угодить агнцу, тем ярче спертый от жары воздух в квартире пропитывался раздражением и недовольством Сеймея, которые, смешиваясь с чувством вины, пощелкивали на губах и кончике языка несказанными упреками и еле сдерживаемыми обидами. Нисей понимал, что многое делает не так, как хотелось бы Аояги, но... Но неужели хоть раз Сеймей не мог оценить его порыв, а не конечный результат? Не то, как выстирана или выглажена футболка, а то, что она вообще приготовлена и ждет его. Не то, насколько правильно заварен чай, а то, что он вообще встает ни свет, ни заря, чтобы приготовить ему этот гребанный чай. Не то, какой на вкус выходит каша из пакета, которую Акаме старательно украшает переломанными меж пальцами палочками корицы и крупно нарезанными ломтями яблока, а то, что он вообще ходит в магазин за этими кашами, а не ставит перед ним тарелку с золотистыми медовыми хлопьями, утопающими в молоке и сахарном диабете. Но Нисей и не думал высказывать все это вслух. Аояги не извинится, не похвалит, не попробует даже хоть как-то смягчить свое откровенное и проскальзывающие в каждом движение недовольство, потому что он не благодарен. Как можно быть благодарным за то, о чем ты не просил? Акаме все это прекрасно осознавал, почесывая зубами зудящую тыльную сторону ладони, от которой Сеймей так небрежно и сердито отмахнулся, когда выходил из комнаты. Нервозность Аояги въедалось Нисею в кожу и расплывалось по ней докучливыми, но невидимыми глазу пятнами крапивницы.
-Привет, Эиджи, - взмахнув свободной рукой, Акаме улыбнулся, приветствуя молодого соседа, с которым он несколько раз покуривал на лестничной площадке, перекидываясь тройкой-другой ничего не значащих фраз о погоде, ценах на пиво и разнице между тонкими и ультратонкими презервативами. Химуро-сан и его девушка делили с ними одну из стен кухни, так что Нисей частенько становился свидетелем их громких ссор, во время которых Рико надрывала свои голосовые связки и нещадно колотила о пол тарелки, бокалы и прочую кухонную утварь, которая, если верить Эиджи, досталась ему от его бабки и была своего рода наследством несмотря на то, что бабушка была не только в здравом уме, но и не менее здравом теле и умудрялась в свои годы вести целое хозяйство в деревушке в паре часов езды от Токио. После скандалов, Акаме мог отмерять время по часам, не проходило и трех часов, как наступало не менее громкое примерение, во время которого Рико окончательно срывала голос до надсадной и скребущей горло хрипоты. Нисей завидовал. Ссорились они с Аояги не тише, а вот помирится так страстно все как-то не получалось.
-Не найдется прикурить? - когда неловкий разговор о докучливой жаре и надоедливых комарах, на укусы которых у Рико страшная аллергия, исчерпал себя и Химуро уже собрался было зайти в желанную прохладу подъезда, спасая подтаивающее в пакете мороженное, Акаме вспомнил, что забыл сигареты дома. На его везение, Эиджи не был так обременен бессонными ночами и курил ту же марку сигарет. - Спасибо. - придержав тяжелые от влаги патлы, Нисей наклонился, сжимая в губах протянутую секунду назад сигарету, чтобы прикурить от подрагивающего огонька зажигалки Химуро. Горьковатый привкус никотина успокаивал. За последнюю неделю Акаме побил все свои собственные рекорды по количеству выкуриваемых сигарет. Возвращаясь домой после вечерней "прогулки", Нисей подолгу вытряхивал их одежды цепкий запах курева, стоя под козырьком подъезда, запихивал в рот отнюдь не одну жевательную пластинку с этим тошнотворным мятным вкусом, словно ему снова было двенадцать лет. Сеймей не любил запах дешевых сигарет - что-то даже подсказывало Акаме, что и аромат дорогих сигар не придется Аояги по вкусу - так что Нисей, не желая лишний раз нервировать агнца и будучи попросту не в силах отказаться от своей вредной привычки, тщетно пытался, если не скрыть улики, то максимально уменьшить их количество. Сейчас же, несмотря на всю нелюбовь Сеймей к сигаретам, Акаме не мог отказать себе в спасительном для его нервов средстве. Он был на взводе и по-прежнему не был уверен, что отправиться на прогулку - это такая уж хорошая идея.
-В парк, так в парк. - наигранно равнодушно передернув плечами, протянул Нисей, выпуская струю дыма в сторону от Аояги. - Нет. - отказ прозвучал чуть резче и громче, чем следовало бы, когда Акаме инстинктивно стиснул пальцами ладонь Сеймея.  - Это не будет удобнее. - отворачиваясь, как если бы Аояги мог заметить мазками растекающееся по его лицу смущение. Было в этом, казалось бы, невинном жесте, что-то приятно интимное, и Нисею хотелось как можно дольше наслаждаться этим ощущением. - На улице душно, я быстро вспотею, и тебе же самому будет неприятно прижиматься ко мне. - Акаме не желал уступать. Он и так достаточно часто шел Сеймею на уступки. Но не в этот раз! Не думая отпускать руки Аояги, Нисей, предусмотрительно прикрыв их ауры, потянул жертву вокруг деткой площадки, на которой разгорелись отнюдь не детские страсти из-за красного самосвала, в сторону проулка, который должен был вывести их на оживленную дорогу, пройдя по которой пару кварталов вверх, они выйдут к парку. За эти дни Акаме привык ходить быстро, теперь же ему приходилось одергивать себя и замедлять шаг, чтобы не тащить Сеймея сквозь окружающую его тьму на непозволительной скорости, которая могла привести к столкновению жертвы Возлюбленных с фонарным столбом или, например, кирпичной стеной. Из Нисей был тот еще навигатор. Мусоля сигарету и то и дело поглядывая на небо в нелепой надежде, что сказанный им прогноз вдруг осуществится, Акаме вновь и вновь, к своему сожалению, убеждался в полном отсутствие у себя каких бы то ни было экстрасенсорных способностей. Порой столь переменная и капризная погода поражала в последнее время своим постоянством.
-Стой, - дернув Аояги за руку, Акаме для пущей надежности прижал к его животу руку, как только они остановились у края тротуара, пропуская несущиеся машины, напоминающие Нисею блестящих на солнце жуков. - И чего тебя захотелось именно в этот парк? - потушив сигарету о тонкую подошву кеда, Акаме выбросил бычок в мусорное ведро щелчком пальцев, недовольно прицокнув языком. - Круги можно было и около дома наворачивать. - тихо и почти невнятно пробурчал себе под нос, убирая ладонь от живота Сеймея, когда светофор напротив радостно замигал своим зеленым глазом, разрешая переходить дорогу. В детстве Нисей испытывал цепенеющий ужас перед любой оживленной дорогой и необходимостью перейти ее. Он замирал у самой каймы тротуара и отмирал на противоположной стороне, когда отец или мать отпускали его руку. По мере взросления от этого страха не осталось и следа, и в подростковом возрасте, да и сейчас, Акаме не гнушался нарушить одна-два правила безопасности, чтобы сэкономить себе минуту-другую. Парочку раз он перебегал дорогу отнюдь не самым безопасным способом прямо на глазах Аояги, за что и был оба раза наказан уничижающим взглядом и едким комментарием по поводу его умственных способностей и инстинкта самосохранения.
-Ты же ничего от меня не скрываешь, Сеймей? - они почти дошли до парка, когда Нисей резко остановился. Мимо них пробежала стая детей, словно состоящая на одну половину из шума, а на вторую из гама, и не меньше двух пар ног, обутых в цветастые сандалии, прошлись по ногам Акаме, заставив его недовольство скривиться. Нисей терпеть не мог, когда Аояги ему чего-то не договаривал, а делал Сеймей это постоянно. За все шесть лет агнец Возлюбленных так и не посчитал нужным посвящать бойца во все тонкости своих планов. Один раз это уже аукнулось для них обоих - Аояги потерей важной информации, Акаме выпоротой спиной. И ни один из них, похоже, не собирался учиться на собственных ошибках.

Отредактировано Akame Nisei (04.07.2018 17:50)

Нисей оторопел, потеряв дар речи. Он попросту не знал, как ему реагировать на подобное заявление в лоб, ведь до этого момента Акаме был свято уверен, что с их связью с движением Люди против ВС было покончено. Нет, Аояги не говорил об этом прямым текстом, но на протяжении всего того времени, что они вновь жили под одной крышей, Сеймей ни разу не упоминал этих долбанутых и больных на всю голову людей, и Нисей был уверен, что с ними все кончено, и он больше никогда не услышит ни о Маико-сан, ни об ее друзьях, с которыми Акаме не желал иметь ничего общего. И вот на тебе! Как гром среди ясного небо - они оказывается пришли сюда, чтобы не просто подышать свежим воздухом и размять затекшие от долгого пребывания в квартире ноги Аояги, а встретиться с этой толстоногой девкой, склонной драматизировать и переходить на чересчур уж эмоциональные речи. Ни дать, ни взять Гитлер в юбке. Сеймей этого не видел, но должен был чувствовать, как Нисей сверлит его недовольным взглядом, насупившись и упершись оттоптанными ребятней ногами в нагретый солнцем асфальт. Если бы он знал для чего они выперлись из дому, то придумал бы куда более правдивую ложь, чем обещание скорого дождя. Да, Акаме даже залез бы на крышу и полил их окно из ведра водой, только бы избежать этой прогулки, которая грозила обернуться очередным скандалом. А Аояги, как не понимал ничего тогда, полгода назад, так не понимал и сейчас. Он ведь не удосужился унять грызшие душу Нисея страхи, и, было заснувшие, они вновь начали поднимать свои змеиные головы, растекаясь по телу бойца Возлюбленных неврастеническим зудом. Акаме ради Сеймея был готов сражаться с Минами, с его лучшими парами, со всеми Семи Лунами, но... Но он не был уверен, что готов пойти на сделку против всех Владеющих Силой.
-Мне это не нравится. - Аояги улыбался. Той самой улыбочкой, которой Нисей никогда не мог противиться. Он вообще не мог противиться любому проявлению нежности или заинтересованности его персоной со стороны Сеймея. Однако сейчас Акаме не сдвинулся с места. - Я думал, что со всем этим дерьмом покончено. - голос Нисея невольно дрогнул, выдавая его огорчение по поводу собственной наивности и глупости. Аояги вечно требовал от него быть честным, не лгать, не унижать их обоих откровенной ложью и одновременно с этим врал ему с самой наичестнейшей мордой. Пускай не врал, а недоговаривал - по сути это ничего не меняло, и выпавший в душе горький осадок не растворялся от одного лишь осознания того, что это не ложь, но маленькая уловка. Акаме злился. Он чувствовал себя преданным и обманутым, хотя сам был виноват в том, что не достал агнца вопросами по поводу их взаимоотношений с Людьми против ВС? А толку-то? Сеймей бы сказал, что это не его собачье дело. Ну, может, не совсем так, а в более мягкой и корректной формулировке, особо не меняющей смысла. Вновь захотелось закурить, и Нисей бестолково ударил себя по карманам джинсовых шорт. Вопреки всем его надеждам, пачка сигарет не материализовалась из воздуха, подчинившись его желанию, и Акаме пришлось смириться с назойливым желанием, покалывающим губы.
Сеймей, отошедший на пару шагов вперед, поманил его к себе. Нисей сопротивлялся. С каждой секундой все слабее и слабее. Он мог оставить Аояги. Мог уйти. Убежать. Развернуться и пронестись меж ревущих и несущихся по расплавленному жаром асфальту автомобилей. Мог остаться стоять на одном месте, позволив шумному потоку людей, похожему на бурную речку, отнести его от Сеймей прочь. Мог, молча, раствориться в окружающем его воздухе, исчезнув в безмолвие для ослепшего Аояги. Он мог бы, но... Но неизменно пожалел бы об этом. Раздраженно выдохнув свое недовольство всей этой затеей себе под ноги, Акаме подошел к Сеймею и взял его за руку. Теперь уже ладонь агнца привычно уместилась в слегка вспотевших пальцах Нисея. Потянув Аояги за собой следом, Акаме вошел в парк, быстро огибая столпившихся вокруг упавшего мороженного детей, которые с поистине научным интересом поджигали муравьев через толстое стекло очков, наблюдая за тем, как те бегают по стремительно тающей сладости, оставляя на ней вереницу своих маленьких следов. Липкая и прохладная сладость мороженного не помогала бедным насекомым избавиться от страданий. Нисей тоже чувствовал себя муравьем. Ласковые улыбочки Сеймея не могли унять разрастающегося в его душе беспокойства, связанного с необходимостью встретиться с Маико-сан. Ему следовало привязать Аояги к кровати, пообещав, что он отпустит его, когда заклинание спадет. Акаме усмехнулся, даже не желая представлять, что его ждало бы за подобное проявление заботы.
Высокие парковые деревьями, дарили тень, в которой было не на много прохладнее, чем на подставленных солнцу клочках травы, на которых, блаженно жмурясь словно огромные кошки, нежились девушки на цветастых полотенцах и ярких пледах в окружении сальных посвистываний и пошлых комментариев. От невыносимости духоты спасал ласковый ветер, ерошивший волосы, забирающийся под футболку и оглаживающий оголенную шею. Ужасно хотелось к морю. А еще соленных арбузов. Нисей бы сейчас многое отдал за холодный кусочек сочного арбуза и шепотку соли. Но в парке продавали толку горячую кукурузу и ледяную крошку с приторно сладким фруктовым сиропом. Последнее Акаме мог приготовить и сам - много ума не надо, чтобы, вооружившись ножом и ложкой, отколотить себе кусок льда, припорошенного снегом, из полки в морозильнике. Сиропа у них, конечно, дома не было, но Нисей был уверен, что его вполне можно было заменить клубничной содовой. Облизав пересохшие губы, Акаме сглотнул вязкую слюну, смачивая горло, словно обтянутое изнутри наждачной бумагой. С арбузом можно было повременить, а вот пить хотелось уже ощутимее. Подняв свободную руку вверх, Нисей смахнув бисерины испарины со лба, после проведя рукой по уже почти высохших волосам. Неподалеку в неглубоком фонтане резвились и плескались маленькими дети, не обремененные правилами приличия и дурацким этикетом. Акаме мог им только завидовать, задирая край футболки и почесывая пальцами колючий от пота живот.
Они с Сеймеем дошли до центральной части парка, в которой, развалившись на лавочках, лениво обменивались слюной подростки, читали растекающиеся по страницам газет слова старики, и сквозь неплотно сомкнутые веки наблюдали за играми детей, усыпленные бессонными ночами и летним зноем, мамочки, когда Нисей заметил Маико-сан. До этого момента она была для него смутными очертаниями, и вот наконец-то обрела ясность. Первыми Акаме вспомнил ее короткие, чуть пухлые ноги, затем мягкие руки с коротко стриженными, по школьному, ногтями, затем приглаженные черные волосы, обрамляющие миловидное личико с карими глазами, слегка вздернутым носом и тонкими губами, которые Маико-сан неизменно подводила чересчур ярко помадой, отчего ее губы казались еще тоньше. Не останавливаясь и не замедляясь, Нисей изменил направление, так и не дойдя до лавочки, на которой Маико-сан, ожидая Аояги, бездумно щипала цветок, усыпая его желтымилепестками свою клетчатую юбку. Повернув налево, Акаме повел Сеймея окружным путем к противоположному выходу из парка. Он не даст им встретиться. Может, Маико-сан передумала приходить. Может, ее сбил автобус. Может, она забыла выключить утюг и вернулась. Может, она решила, что сегодня слишком жарко для каких бы то ни было встреч. Могло случиться превеликое множество "может", но Нисей не собирался озвучивать ни одно из них. Может, Аояги сам придумал девушке оправдание.
-Жарко-о-о, - Акаме остановился у невысокого питьевого фонтанчика. Не отпуская руки Сеймея, Нисей нагнулся и жадно припал губами к холодной струе воды, пытаясь унять мучившую его жажду и смыть заполнившее рот чувство вины. С первым удалось справиться быстрее. - Не хочешь попить? - разжав пальцы и отпустив руку Аояги, Акаме сложил свои ладони "лодочкой", после чего, набрав в них воды, поднял к губам жертвы. - Пей скорее, Сеймей. - вода тяжелыми каплями просачивалась между пальцев Нисея, падая Аояги на грудь и растекаясь по ней бесцветными пятнами.

Отредактировано Akame Nisei (07.07.2018 13:29)

Липкие от жары и пота пальцы Сеймея обхватили подрагивающее от напряжения запястье Акаме, заставляя того растянуться губы в невольной и чересчур уж счастливой улыбке. Нисей ценил и впитывал всем своим естеством каждое прикосновение Аояги, будь оно случайным или целенаправленным, едва ли ощутимым и куда более значимым. И каждый раз, когда агнец прикасался к нему, кожа в этом место словно бы болезненно опалялась невыносимым теплом. Болезненное удовольствие. Прикусив нижнюю губу, Акаме старался не шевелиться, наблюдая за тем, как склонившийся над ним Сеймей, пьет, навряд ли, уже прохладную воду из его рук, чуть касаясь губами ладоней и пальцев. Это было чем-то на грани фантастики. Чем-то таким, что не должно было произойти в реальной жизни и между тем происходило. Нисей готовился проснуться в любую минуту. Он уже скапливал на своих губах, блестящих от солоновато испарины, тяжкий вздох разочарованной безысходности, который он выпустит уже в следующую секунду, когда резко вскочит в кровати, теряя тонкое одеяло, пропитанное его потом и сальными снами, но... Акаме не просыпался. Вытерев губы тыльной стороной ладони, Аояги протянул ему руку, прося довести себя до одной из пустых скамей, что встречались на них пути чуть ли не через каждые пять шагов. И, несмотря на такое обилие скамеек, большая часть из них была занята, словно всему Токио приспичило именно сегодня спасаться от душной жары в тени именного этого парка. Сердце в груди Нисея радостно ухнуло, когда он ухватился за протянутую ему руку, сжимая ее пальцами. Неужели у него получилось? Акаме боялся поверить в собственное счастье, а потому старался не думать ни о чем связанном с Людьми против ВС, Маико-сан и назначенной Сеймею встречей. Проведя агнца по узкой тропе, извилисто идущей вокруг цветочных клумб, Нисей подвел Аояги к скамье, что больше других скрывалась в раскидистой тени деревьев. Выбеленная спинка скамьи была испачкана разноцветными разводами фломастеров, парочка из которых валялась в траве неподалеку, а возле одной из ножек поблескивала ярко красная пуговицы, не то оторвавшаяся от детской одежды, не то от какого-то плюшевого зверя. Красный цвет, пробивающийся сквозь зелень травы, нервировал Нисея, и он, не задумываясь, поддев пуговицу мыском кеда, откинул ее подальше.
-Мы в центре парка, - сев рядом с Сеймеем, Акаме нехотя разжал пальцы, отпуская его руку, и вытянул вперед свои гудящие от жары ноги. Наверное, пройтись по раскаленной сковороде и то было бы легче. - Я просто сделал небольшой крюк, чтобы попить. - без тени смущения или даже малейшего налета стыда Нисей снова соврал Сеймею. Уже в который раз за это утро и бесчисленный раз за неделю. Ведя подсчет вранья Акаме легко было сбиться со счету. - Может, ты перепутал день встречи? - скорее уж девушку похитили пришельцы. - Или Маико-сан передумала приходить. - откинувшись на спинку скамьи, Нисей запрокинул голову назад, прикрывая глаза. - Я ее нигде не вижу. - для того, чтобы кого-то видеть желательно, конечно, для начала открыть глаза и хотя бы приблизиться к тому месту, где этот человек может быть. Чуть повернув голову и приподняв веки, Акаме посмотрел на Сеймея. Его гипнотизировало постукивание пальцев жертвы по собственному колену. Хотелось протянуть руку и, сжав ладонь Аояги, переплести их пальцы. Возможно, Нисей даже нашел бы в себе достаточно смелости для этого, если бы агнец не положил ему на плечо свою голову. Тяжесть Сеймея была приятной. Акаме был готов щипать себя за щеку до болезненно красного пятна, только бы убедиться в том, что это не сон. Но такие жертвы не потребовались. Нисей проснулся. Жестоко, стремительно и неприятно, когда обвившая его шею связь ненавязчиво и весьма недвусмысленно намекнула о мыслях Аояги.
-Какая идея, Сеймей? - стараясь придать своему голосу искренние удивление и непонимание претензией, впившееся острыми репьями в обжигаемое шепотом Аояги ухо. Акаме чувствовал, как жгучее смущение красными пятнами растекается по его ухо на висок, а уже с него на щеку и дальше расползается по всему лицу. Нисею захотелось отстраниться. Связь пока еще не сильно, но уже достаточно настойчиво и ощутимо напоминала ему о том, где его место и что любое желание Сеймей - свято и не подлежит обсуждению. Акаме, облизав губы, сглотнул слюну, и его кадык с трудом поднялся и опустился, терясь о невидимую удавку. Аояги уже давно, если не считать того раза с поркой, о которой Нисей старался не вспоминать, не наказывал его через связь, и Акаме уже успел подзабыть об этом унизительном и болезненном чувстве. Но если он не носил ошейник - это не значило, что он не был у Сеймея под рукой. 
-Я ничего не сделал. - Аояги не слушал его. Нисей заерзал на вдруг ставшей чертовски неудобной и жесткой скамье, попутно начав отколупывать ногтями кусочки потрескавшейся белой краски. Ему не нравились все эти риторические вопросы, ответы на которые без него были хорошо известны Сеймею. Акаме не хотел признавать этого, но иногда ему казалось, что Аояги нравится его мучить, прикрывая все это идиотскими фразочками про воспитание. И, несмотря на то, что Аояги не единожды напоминал ему о том, что не хочет делать из него второго Агатсуму, то чем же тогда он занимался сейчас? Тугие витки связи, обхватывающие шею, начали сжиматься, постепенно лишая Нисей возможности дышать полной грудью. Облизывая и покусывая пересохшие губы, Акаме заполнял рот тягучей слюной и своим собственным жарким и сбившимся дыханием, которые ему никак не удавалось протолкнуть по горлу вниз. Только если с большим трудом. Нисей сипел, шумно и поверхностно дыша, отчего его грудь судорожно и резко поднималась и опускалась, вторая коротким вдохам и выдохам. Связь давила на шею незаметной постороннему глазу, прочной леской, впивающейся в кожу до рези. Подняв правую руку, Акаме принялся чесать зудящими пальцами шею в нелепой и тщетной попытке ослабить давление ошейника, который Сеймей затягивал все туже и туже. Пальцы скользили по шее, взмокшей от пота и удушья, оставляя на ней красные полосы разводов, быстро проступающие на бледной коже, и так же быстро теряющие цвет и исчезающие без малейшего следа. Капли пота впивались в подушечки пальцев и затекали под ногти, царапающие шею.
-Сеймей, - Нисей хрипел. Со стороны могло показаться, что он один из тех несчастных, кто умудрился простыть и заработать ларингит, лишивший его голоса из-за громкого, надсадного кашля. Слова с невероятным усилием протискивались через сжатое горло, с трудом прокатывались по пересохшему языку, похрустывая на зубах. - Я не могу дышать. - в ушах зазвенело. Не то от нехватки воздуха, не то от возмущения связи, не то из-за приближения опасности. Акаме вновь почесал шею, будто пытаясь отыскать и расстегнуть пряжку ошейника, надетого на него Аояги. - Прекрати. - и как и всегда в голосе Нисея в такие моменты не было ни просьбы, ни раскаяния, ни какого бы то ни было намека на осознание своей вины. Акаме не жалел, что обманул Сеймея, но жалел, что у него не удалось провернуть это поудачнее. Без последствий для себя. В случае с Аояги все тайное становилось явным еще до того, как успевало побыть тайным в полной мере.
-Я, - Нисей замолк, чтобы шумно втянуть воздух, горчащий из-за того, что кто-то неподалеку от них закурил. - Я сделаю все, что ты хочешь, Сейм-мей. - Акаме сорвался на сдавленный кашель, скребущий горло изнутри. - Я п-помогу тебе заполучить Семь Лун, н-но, - Нисей вторил шепоту Аояги. Тихие слова собиралась на его губах, а затем скатывались с них вниз, шелестя в нескольких дюймах от ушей Сеймея, а затем окончательно затихая. - Н-но я не хочу, чтобы м-мы были связаны с этими людьми, - Акаме частенько вставлял свое "не хочу" против и вопреки желаниям Аояги, и обычно под давлением агнца Нисей соглашался с тем, что не так уж сильно он чего-то там не хочет, но не в этот раз. - Они п-пугают меня, Сеймей. - в горле начало нестерпимо свербеть и першеть, и Акаме вновь зашелся в кашле. - Быть с ними неправильно.

Тяжело. Акаме задыхался, судорожно захватывая, как выброшенная волной на берег рыба, жесткие комья воздуха, с трудом проходящие сквозь сдавленную глотку. Кончики пальцев начали неметь, в голове, наливающейся с каждой секундой туманом, шумело и звенело, словно в испорченной телевизоре помехи, перед глазами все плыло, так что Нисею пришлось зажмуриться, отчего резная тень от ресниц упала на его лицо с россыпью испарины на лбу, щеках и верхней губе. Акаме знал, что Сеймей не даст ему упасть в обморок - агнец всегда все рассчитывал до грамма: наказание, разочарование, сквозившее в голове, похвалу и редкие поощрения. Вот и сейчас он сдавливал его шею связью ровно настолько, чтобы Нисею было тяжело дышать, и нехватка кислорода заставляла его балансировать на грани, и все же не толкала в полное беспамятство, ведь если он потеряет сознание, то как же тогда читать ему лекции о том, насколько он чудовищно отвратительный и невыносимо неблагодарный боец, на которого нельзя положиться? Нисей считал себя хорошим. Принимал это Аояги или нет, но каждый шаг, каждый поступок Акаме совершались лишь для того, чтобы помочь ему или оградить его от опасности. Бывало, конечно, что Нисей врал и кое-что утаивал, чтобы защитить и собственную тушку, с этим не поспоришь, но сегодня точно был не этот случай. Акаме со свистом втянул воздух, заполняя свой рот приторной желчью разочарования Сеймея, что пропитало собой все вокруг. Нисею хотелось себя защитить. Выкрикнуть, что все это не правда, и если Аояги этого не понимает, то его интеллект не так уж и высок, а сам он просто настоящий тупица. Но Акаме мог лишь придушенно хрипеть, не в силах протолкнуть сквозь горло хоть единое слово оправдания. Да и к чему это? Сеймей все равно его не услышит. Все равно не поймет. Нисей снова сорвался на кашель, царапая ногтями шею до вспухших розовым полос.
Акаме с трудом приоткрыл глаза, посмотрев на вставшую перед ними девушку полуприщуренным взглядом. Ничего особенного. Какая-то серая мышка, спешащая выпить чашечку кофе и съесть круассан на свежем воздухе в свой короткий перерыв, чтобы затем вернуться к нудной работе в офисе и к каждодневным упрекам со стороны своего начальства. Выглядела она крайне мило. Наверняка, в школе была отличницей и сейчас с горечью осознавала, что все ее успехи за ученической скамьей в суровой взрослой жизни ровным счетом ничего не стоят. Нисей не успел раскрыть рта, да и навряд ли сумел бы выдать что-нибудь хоть сколько бы то ни было вразумительное, как Сеймей списал его состояние на жару. Как удобно. Акаме пренебрежительно фыркнул, запрокидывая голову назад, отчего удавка на его шее болезненно натянулась и ему пришлось опустить голову вперед. Девушку этот ответ более, чем устроил. Сейчас многие страдали от жары, и она сама, порой буквально выпадающая из реальности в переполненном потными людьми автобусе, прекрасно понимала этого молодого человека. Кротко улыбнувшись, как и полагается серым мышкам, она, успокоив свою совесть, поспешила дальше по своим делам. Как только ее шаги растворились в поднимающейся пыли, в которой искрились солнечные капли, удавка ослабила свою хватку, но не исчезла полностью, оставшись на шее Нисея толстыми змеиными кольцами, давящими на плечи и готовыми в любую секунду, подчинившись Сеймею, вновь сдавить шею нерадивого стража.
Акаме промолчал. Он не видел смысла оправдываться, упрекать Аояги в том, что сказать ему на пороге самого парка о том, что он собрался, оказывается, встретиться с Маико-сан - это не то же самое, что посвятить его в свои планы по поводу их участия в движении Люди против ВС изначально. Сдержался Нисей и от того, чтобы язвительно поинтересоваться: "и какого тебе, Сеймей, на моем месте? Ты зависим от меня всего лишь неделю и бесишься из-за оставленных не там вещей, купленных не тех продуктов, из-за того, что я поступил так, как считал нужным, и этим подвел тебя. А между тем я зависим от тебя уже шесть лет, и за все это время ты плевал на мои желания отнюдь не один единственный раз". Акаме поджал губы, с усилием проглатывая эти жестокие и злые слова, не давая вырваться им наружу. Воздух между ним и Аояги и без того трещал от напряжения и обоюдного недовольства. И если в любой другой ситуации Нисей бы давно уже вскочил и послал Сеймея куда подальше, оставив его сидеть на скамье в гордом одиночестве, то сейчас он не мог сбежать от ссоры, собственного недовольства и разочарования Аояги. Акаме должен был их терпеть. И он терпел, послушно качнув головой в ответ на приказ быть повнимательнее. Он всегда был внимателен и справлял бы с этой задачей еще лучше, если бы кое-кому не приходили в голову гениальные идеи заниматься его воспитанием на улице. Недовольно скривив губы, Нисей мазнул коротким взглядом по макушке Сеймея, после чего перевел его на широкую аллею, по которой неспешно гуляли утомленные солнцем, жаром и духотой токийцы. Акаме почувствовал приближение к ним пару за несколько минут до того, как насмешливый и не лишенный язвительной ехидцы голос вспорол налитый солнцем воздух перед скамьей.
Нисею до этого момента казалось, что они с Аояги выглядят разношерстной парой - однако с тех пор, как он был вынужден носить одежду агнца это стало не так заметно - но они по всем параметрам уступали Несносным, агнец которых был достаточно высоким, несколько худощавым молодым человеком примерно одного с ним возраста, волосы которого были старательно зачесаны назад, сдобрены чуть ли доброй половиной банки лака для фиксации и выкрашены в настолько кислотно розовый цвет, что даже Юрио счел бы это перебором, одет жертва Несносных был в порванный дизайнером джинсы и футболку. Боец же Несносных был невысоким, немного пухловатым очкариком с бегающим взглядом, который Акаме с трудом удавалось поймать из-за толстенных стекол очков, которые то и дело съезжали на чуть вздернутый нос стража, заставляя его возвращать их на место своим толстым пальцем с нервно обкусанным почти до мяса ногтем. Боец Несносных напоминал Нисею школьника, хотя, если повнимательнее присмотреться, становилось понятно, что он старше своего агнца на пару лет. Забавная парочка. Таких людей просто необходимо встречать, чтобы понимать, что в твоих отношениях все не так уж херово. Акаме слащаво улыбнулся, не поднимаясь со скамьи и лишь слегка приподнимая голову, чтобы его взгляд и взгляд агнца Несносных встретились. Последний бесился. Сеймей вообще не очень любил все эти принятые в рамках сражения обычаев взаимного унижения. Он игнорировал любые выпады в их сторону и, требуя от Нисея этого же, сам особо не распылялся на ответные комментарии. Так было и сегодня. Аояги вообще открыто демонстрировал Несносным свое пренебрежение их появлением в своей жизни. Что ж... За одно только это представление Акаме мог бы немного простить Сеймея за недавнее наказание. А вот жертве Несносных это явно пришлось не по вкусу.
-Аояги, тебе мамочка в детстве не учила хорошим манерам? Когда с тобой здороваются надо ответить тем же! - вот только и сам Несносный, вопреки своим же словам, не поздоровался, а просто констатировал факт наличия Возлюбленных на скамье. Акаме насмешливо фыркнул, наморщив нос. - Тебе это кажется смешным? - последняя фраза уже была обращена к Нисею, на что он со всей присущей ему любезностью и честностью признался, что да. Да, ему кажется чертовски смешным выслушивать о правилах приличия от травести, который, походу, забыл, как доехать до Синдзюку нитёмэ. Может, Аояги и не любил хамить в ответ, а вот Нисей получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. - Ах ты...
-Хироши, - тихий, показавшийся Акаме ватным, голос стража Несносных заставил его агнца остановиться, сжав кулаки. Под предупреждающей мягкостью голоса бойца, Хироши отступил назад. Его лицо кривилось в недовольной гримасе, и было ясно, что он еще многое готов был высказать развалившейся на скамье парочке, если бы Нацуки не вмешался. Боец Несносных любил четкость в выполнении приказов, как поступающих от Хироши, так и от Минами-сенсея, и он что-то не припоминал, чтобы Минами Рицу приказывал им вести себя как полные идиоты. Нацуки любил своего агнца, но порой он казался ему ужасно несносным. За Хироши вечно надо было приглядывать и напоминать, что следует сделать, так было и на этот раз.
-Поднимайтесь. Надо поговорить, а здесь слишком многолюдно. - значит, точно будет сражение. Дождавшись, когда Аояги поднимет голову с его плеча, Нисея встал со скамьи первым. На этот раз он не стал брать Сеймея за руку, а положил ладонь ему на плечо, как если бы сам был вынужден ухватиться за него, а не Аояги нуждался в том, чтобы его вели. Акаме не был до конца уверен, что Минами и его щенкам известно о состоянии Сеймея, а потому пускай они лучше думают, что это с ним не все ладно. Несносные, свернув с широкой аллеи, ступили на узкую тропу, ведущую в ту часть парка, в которой раньше была детская площадка, которую пришлось огородить забором после одного несчастного случая. Высокая, давно никем не стриженная трава хваталась за ноги, в тонкие кеды набивались мелкие камни, а в ушах принялось звенеть с удвоенной силой. Они будут там не одни. Нисей нервно облизал губы. Аояги сам сказал ему, чтобы он был готов раскрыть Систему - можно ли считать это разрешением на битву? Чертово ограничение, которое Аояги так и не додумался снять, спустя почти полгода, знатно портило Акаме жизнь, и все же сегодня ему удалось найти в нем лазейку. Немного замедлившись, чтобы отстать от Несносных, Нисей чуть сильнее сжал пальцами плечо Сеймея. Если его ни о чем не спрашивать, то и прямого отказа не будет. Прикрыв глаза, Акаме, с усилием идя против Связи, телепортировал Аояги. Об этом он точно не пожалеет.
"Ты в старом здании в квартале от нашей квартиры. Дверь прикрыта и при желании ты сможешь ее открыть, но я бы не советовал тебе этого делать, - рука, которой Нисей еще секунду назад сжимал плечо Сеймея, приятно горела его теплом. Акаме сжал кулак. – Поищи, там на полу есть бутылка с водой, пакет с чипсами и яблоками, - когда они вышли на детскую площадку, как Нисей и ожидал, там их поджидала еще одна пара. - Дождись меня, Сеймей".
-А где Аояги?! - обернувшись, Хироши чуть ли не взорвался от злости, увидев одного лишь непринужденно улыбающегося Акаме. - Твой агнец настолько труслив, что сбежал, оставив тебя одного! - выпад не защитан. Нисей лишь широко усмехнулся, крепче сжимая в кулаке оставшиеся крохи тепла, урванные у Сеймея. - Да что он вообще за жертва такая?! - жертва, за которую не жалко умереть.
-Вызываю на битву заклинаний. - в ответ на один голос Акаме отозвалось сразу двое. Нацуки и боец пока еще безымянной для Нисея пары. - Загрузить систему. - от Нисея во все стороны поползла тьма, вплетающая в тени качелей и детских горок, придавая им гротескную и несуразную вытянутость. - Я - боец Beloved.
-Мы - Unbearable. - хором отозвались Хироши и Нацуки.
-Мы - Sinless. - вторили им две девушки, крепко держащие за руки и похожие друг друга настолько же сильно, насколько они оба походили на изображение святых, которых Нисей маленьким видел в детстве на цветной мозаике в церковном соборе. Одетые во все черное с длинными белоснежными волосами, спускающимися ниже лопаток эти двое действительно походили на тех, кто не имеют грехов. Или убивают тех, кому о них известно.

Мир утопал во тьме. Огромными, словно бы живыми волнами она растекалась от ног Акаме во все стороны, взбираясь по деревьям и пронзая своими острыми, чернильными пиками небеса, заражая их чернотой. Мир, сотканный мыслями и чувствами Нисея, был отражением той стороны любви, о которой мало кто задумывался. Любовь - это не светлое чувство. Это яд, что плещется в сердце, циркулирует по сосудам и медленно, жестоко убивает, превращая каждую секунду жизни в истинную агонию. Любовь не может быть счастливой хотя бы потому, что идет об руку с сомнениями, страхами, ревностью, неуверенностью, паранойей и тем пугающим одиночеством, которое не познаешь, пока не полюбишь человека настолько, что любая минута без него не начнет казаться тебе невыносимой вечность. Любовь не бывает сладкой. Акаме, облизав губы, поднял голову, тьма, обхватывая солнце, окрашивала его не в черный, а в насыщенно багровый цвет, оттиск которого аккуратным кругом ложился на землю между двумя парами и одним бойцом. Нацуки, как и подобает хорошему стражу, выступил на пару шагов вперед, оттесняя рослого Хироши себе за спину. То, что между ними было, нельзя было назвать истинной любовью. Нисей это чувствовал. Особенно ярко в Системе, в которой для него, носящего имя Возлюбленный, чужие, пропитанные болью, страданиями и потаенными мыслями сердца не были сложной загадкой. Впрочем, Несносные выдали себя еще раньше. Боец терпел своего эмоционального агнца, относясь к нему скорее с братской любовью, что же касалось Хироши... Такие люди не способны любить кого-то, кроме собственного отражения в отполированном тысячью и тысячами взглядов зеркале. Жертва Несносных признался в любви к самому себе незаметно и неосознанно, когда, проходя мимо старой детской горки, попытался выловить в ней свое отражение и пригладить волосы. Это не осталось незамеченным от взгляда Акаме, губы которого расплылись в довольной усмешке. Несносные ему не ровня. Он справился бы с ними и шесть лет назад. А вот вторая пара вселяла неуверенность. В лучшем случае они были одного с ним и Аояги уровня. Нисей переступил с ноги на ноги, придавливая кедами жухлую, чернильную траву, напоминающую тонко нарезанную соломку лакрицы.
"Безгрешные, - Сеймей был раздражен и недоволен, и Акаме мог лишь догадываться о том: является ли это всем спектром эмоций, что сейчас испытывал его агнец, отсеченный от поля битвы. Нисей не чувствовал себя виноватым. Аояги мог сколько его душе угодно потом орать на него, хотя в случае Сеймея это было маловероятно, выносить мозг, зудеть о том, что слепота не делает его немощным инвалидом, Акаме все равно бы остался при своем. Он поступил правильно, независимо от того, что по этому поводу думает Аояги. Буквально чудом выгрызенная с кровью и болью предыдущая победа ощутимо прошлась по самоуверенности и гордости Нисея. Он не мог позволить себе поставить Сеймея вновь под удар. Конечно, и в пустом, заброшенном здании могло случиться всякое дерьмо, но боец Возлюбленных старался об этом не думать. Из всех излаженных им мест, это было самым, на его взгляд, безопасным. Так что Аояги следовало расслабиться и предоставить ему разобраться с возникшей проблемой самостоятельно. Но даже находясь от него за несколько километров агнец попросту не мог не отдавать приказы. Оргазм он что ли ловил, контролируя каждое его движение. - Хорошо, Сеймей" - Акаме понравилось слово "ощутить". Оно было обтекаемым и лишенным четких рамок конкретности. Ощу-тишь. Аояги следовало упустить это слово. Нисей усмехнулся.
-Я слышу, как рассыпается, - Акаме полностью развернулся к Несносным, первыми принявшим его вызов. А, значит, им первым и отражать, если, конечно, удастся, его атаки, - душа твоя на куски. Так иногда случается, - Нисей неотрывно смотрел в глаза агнца. Хироши был слабым звеном этой пары, пускай его пустой выпендреж и пытался доказать обратное, - под натиском тоски. - Акаме начал постукивать пальцами по своей ладони, и эти глухие, несильные удары гулким эхом растекались по всем системе, заставляя небо над головой агнца Несносных покрываться трещинами, за скудной белизной которых скрывалась непроглядная тьма. - Я все гляжу на обломки, тебе их в горсти не собрать, - Нисей, растопырив пальцы, провел ими по своей ладони, и тонкие трещины превратились в глубокие расщелины, начав осыпать мелкую стеклянную пыль на головы Несносных, - они так остры, но ломки. Их больно в руках держать. - Акаме с ощутимой силой оцарапал свою ладонь, и на пару соперников принялись падать все более и более крупные осколки небес. Нацуки сплетал ответное заклинание, пытаясь прикрыть себя и жертву, но Нисей, впившийся змеиным взглядом в расширенные от ужаса глаза Хироши, слетел с обычной речи, на торопливую, опережая любые попытки бойца Несносных защититься. - Колючий песок струится и давит тебе на грудь, - одновременно с огромными кусками чернильного стекла, разбивающегося о некрепкий щит, созданный Нацуки, о тела Несносных, оставляя на них сочащиеся кровью раны, на них начал обрушиваться песок, - глупой мечтой он искрится, - Акаме топнул ногой, и отозвавшаяся на это дрожью система обрушила на Хироши и Нацуки лавину искрящейся и вязкой темноты, из которой им было не выбраться, - стремленья свои забудь!
-Этот мир неприветлив и страшен, - голос Нацуки потонул в зыбучем песке, придавливающим его к земле, и когда его отголоски окончательно стихли, высокий, напоминающий Нисею перезвон церковных колокольчиков, голос наполнил собой систему. Это был страж Безгрешных. Она стояла рядом со своей жертвой, сжав ее руку, и взгляд огромных серых глаз был устремлен в пустоту, куда-то сквозь Акаме, отчего его, оказавшегося на пути этого взгляда, пробила дрожь. - Преисполнен пороков людских. Каждый миг нестерпимо опасен, - светлые брови бойца устремились к переносице, отчего между ними залегла неглубокая, но весьма досадная морщинка, - средь жестоких соблазнов мирских. Защити меня в храме Небесный, - земля под ногами Безгрешных начала светиться. Мягкий свет просачивался между травой, выползал из-под камней и искрящимся, переливающимся ручьем устремлялся в стороны завала, под которым задыхались Несносные. - За стенами своими укрой. - свет начал просачиваться меж камней, заполняя вязкую черноту "заточения" Хироши и Нацуки светом. - В темноте моей кельи тесной обними меня и успокой! - на высоте последнего пропетого слова, свет мощной волной откинул стеклянные обломки, камни и песок в разные стороны, заставив Акаме отступить назад, прикрыв глаза и защитив себя коротким, едва успевшим сорваться с губ заклинанием. Несносные едва дышали. Хироши был полностью связан ограничителями. Кровь багровыми струями бежала по его лицу, рукам. Щегольская прическа превратилась в жалкое воронье гнездо, а с перекошенных губ срывалось судорожное дыхание, как если бы он забыл, как нужно дышать. Нацуки, казавшийся сейчас еще меньше, сжался под боком Хироши. Из его рта бежала кровь, а на спине зиял беззубый рот раны, оставленный крупным осколком. Окровавленный он сейчас лежал у ног Акаме.
-Ужас душу жует твою жадно. - красивый, певучий голос поднимался к самому небесному куполу системы, столь отчетливо резонируя с искривленным презрением и ненавистью лицом бойца Безгрешных. Сражение распалило ее. Несколько белоснежных локонов прилипло ко лбу, покрытому покалывающей испариной, пальцы, сжимающие ладонь агнца, побелели от напряжения. - Дьявол рядом с тобою стоит, - в окружающей их тьме, созданной Нисеем, ярко светился католический крест, возникший перед грудью девушки. - Свет ломает меня беспощадно. - с каждой секундой крест перед Безгрешным увеличивался в размерах, и его свет болезненно бил по глазам, заставляя Акаме жмуриться. - И тебе он погибель сулит! - волна невыносимо яркого света, обрамленного в форму креста, понеслась в сторону Нисея, ощутимо опаляя его лицо еще издалека.
-Пусть окружает меня тьма, - чернота, подчиняясь словам и движениям рук Акаме, начала подниматься крупными буграми все выше и выше, становясь похожей на огромную змею, - она не лжива как ваш свет, - разинув пасть исполинская, чернильная змея лизнула своим длинным языком горчащий от искристости света воздух перед собой. - И защитит она меня, - оскалив острые зубы, тьма Возлюбленного полетела вперед, оставляя на земле причудливые извитые узоры от своего усеянного чешуей тела. - За верой вашей любви нет! - раскрыв пасть, змея начал обвиваться вокруг креста, заглатывая его с сияющей верхушки, пока не проглотила полностью. На несколько мгновений Система потонула в кромешной тьме, которая начала редеть, когда свет принялся пробиваться сквозь чешую змеи, принявшей извиваться из стороны в стороны и бить по земле своим огромным хвостом, поднимая вверх тучи чернильной пыли. Свет все настойчиво прорастал из неплотного плетения чешуи, пока в какой-то момент не раздался оглушительных хлопок, и яркая белизна не накрыла Нисей с головой. Сквозь неплотно сомкнувшиеся веки, он успел заметить, как ошметки ядовитой черноты падают на Безгрешных.
Рухнув на колени, Акаме уперся ладонями в землю. Голова кружилась, шею сдавливал ограничитель, а рот заполнял мерзкий привкус собственной крови. Нисей попробовал сдержаться, но вязкая, кровавая жижа с невольным кашлем брызнула из его рта на землю, растекаясь по ней лужей. Связь настаивала, буквально кричала о том, что сейчас надо выполнить приказ и позвать Аояги, но Акаме, сжимая подрагивающими руками землю, был уверен - заставлял себя поверить - что еще не ощущает своего предела. Еще немного. И он обязательно справится. Связь противилась. Она была в этом корне не согласна, и передавала свое возмущение поведением бойца в обе стороны. Нисею стоило немалых трудов подняться на ноги, они дрожали и подкашивались. Дыхание Несносных почти уже не было различимо, а у стоящих напротив Безгрешных на шее агнца красовался ошейник. Но в отличие от Акаме она не дрожала и не заваливалась, крепко держась за руку своего бойца.
-Грех твой сковал паутиной запястье. - Нисей не успел среагировать, как свет обернулся вокруг его запястий колючими наручами, дергая к земле и не давая с нее уже подняться. - Божий удар - это ветер в ненастье, - поднявшийся в системе ветер хлестко ударил Акаме сперва по лицу, а затем по спине. - Сдавленный вздох разрубается криком, а новая боль прерывается мигом. - ветер крепчал, раздирая не только одежду, но вместе с ней и кожу. Связь визжала. Связь умоляла. Связь заклинала послушаться.
"Сеймей, - Нисей шумно втянул покалывающий на языке воздух. Еще не ощутил. Еще не... Попытка подняться не увенчалась успехом. - Ты меня любишь?" - связь ревела и звала агнца к бойцу. Боец противился.

Отредактировано Akame Nisei (11.07.2018 11:28)

Тяжело дышать. Каждый судорожный вздох давался Акаме с невероятным трудом. Воздух, насыщенный пеплом заклинаний, опаливал губы, наждачной бумагой стирал горло в кровь, давил на плечи и грудь, не позволяя подняться с земли. Шквальный ветер, всего секунду назад разрывающий воздух и спину Нисея, затих, и в системе воцарилась звенящая тишина, в которой растворились последние отголоски дыхания Невыносимых. Царапая сломанными до мяса ногтями твердую земля, хватаясь пальцами за тонкие стебли травы и цветов, Акаме силился подняться на ноги. В нем почти не осталось сил и Силы. Перед глазами все плыло, а в висках набатом билось сердце, порой пропуская удары. Нисей не желал в это верить. Он еще может побороться. Еще может победить. Еще может обойтись без Аояги. Связь не верила в эту наивную и глупую ложь и своим оглушающим звоном, способным разорвать барабанные перепонки, пыталась донести это до нерадивого стража, которому удалось подняться на ноги, сохранив остатки сил и гордости, которой было чересчур много для столь побитого тела. Облизав губы, Нисей посмотрел на Безгрешных сквозь каскад черноты своих собственных волос, упавших ему на лицо. Сеймей не торопился с ответом. Первой, как и ожидалось, по связи прилетела язвительная колкость, и Акаме живо представил себе мягкость раздраженной улыбки Аояги, которой тот всегда отвечал ему на этот бесконечно повторяющийся и повисающий вопрос: ты меня любишь? Нисей не знал. Задавая один и тот же вопрос снова и вновь, он всегда успевал перевести все в шутку до того, как Сеймей ответит. Всегда успевал, но сегодня замедлил. Сглотнув вязкую слюну, Акаме провел рукой по своим грязным и всклокоченным волосам, убирая их с лица. Он любил Аояги. Если в мире и существовала такая штука, как любовь с первого взгляда, то это был как раз такой случай. Нисей увяз в этой любви с первого мига их знакомства. Он думал, что с этим ушастым девственником все будет, как со всеми другими. И поначалу эта игра в недотрогу казалась даже чем-то забавным, словно своеобразная прелюдия, растянувшаяся на шесть долгих лет. Акаме привык, что в него влюбялись и что его хотели. А было ли этому причиной истинное имя или попросту врожденное очарование, которое один из знакомых Нисей однажды, не сдержавшись, окрестил "блядством", было не так уж и важно. И только с Сеймеем все было иначе. Он, который должен был его любить больше всего и всех на свете, отказывался влюбляться. Акаме старался: сперва он использовал все свои лучшие способы обольщения, затем средства похуже, после самые жалкие методы, но ничего не срабатывало. Чем больше он сам влюблялся в Аояги, тем отчаяннее нуждался в ответе на вопрос, который так боялся услышать. Ты. Меня. Любишь? Возлюбленные по-разному воспринимали не только мир, но и значение таких слов, как "преданность" и "любовь", но все же... Нисей улыбнулся. Едва заметно дернулись уголки его губ, когда спокойная уверенность Сеймея в его признании растеклась по связи, которую, увы, нельзя было легко и быстро успокоить ванильными фразочками о любви. Связь продолжала злиться. Натянутой леской она болезненно впивалась в руку, грозясь или отсечь ее, или лопнуть, хлестко ударив бойца и агнца по лицам.
"Я не сомневаюсь. - Акаме хотел качнуть головой, но вместо этого покачнулся всем телом. Вперед-назад, беспомощно расставив руки в стороны, словно пытаясь ухватиться за воздух, чтобы, не упав, вернуть себе равновесие. - Я никогда в тебе не сомневаюсь, Сеймей. - хватит ли Аояги фантазии или памяти вырисовать перед внутренним взором поблескивающие нахальством зеленые глаза и растянутые в насмешливой улыбке вечно обветренные губы. Пусть лучше видит их, а не изнеможденное лицо Нисея, бледное настолько, словно Безгрешные вываляли его мордой в известке. - И ты не сомневайся во мне". - Акаме сжал кулаки, будто пытаясь собрать в них и удержать остатки имеющихся у него сил. Еще не ощутил. У него еще получиться справиться самому. Ведь получится? Нисей мазнул испытующим взглядом по Безгрешным. Они были словно безликими отражениями друг друга. Наверняка, встреть Акаме при иных обстоятельствах сперва одну, а после другую он не сумел бы их отличить. Может, они сестры не только по духу? Католическая церковь всегда отличалась особо благодатной почвой для взращивания различного рода извращений.
-Тихий шепот кельи, молитвенник с тобой, - у Нисея остался только один шанс, и если он ошибется хотя бы в чем-то одном, то... Стоит ли ему задаваться вопросами: будет ли Аояги плакать, если его не станет? И отдаст ли беременная бабенка Агатсумы его обратно Сеймею? - Но бледный рот закрыт твой тонкою рукой, - остатки тьмы, что была разогнана светом Безгрешных, начала сползаться к ногам Акаме. Капля за каплей ее становилось все больше и больше. Она стремительно росла, но вместо того, чтобы нестись к Безгрешным тьма оставалась на месте, приобретая знакомые черты. - Маленькая грудь ласкается в ладони, - волосы Нисея начали расти, черты лица с каждым сказанным словом становились мягче. Под вонючей футболкой Аояги обрисовалась невыразительная, маленькая грудь. - Сердце быстро бьется, словно от погони. - напротив Безгрешных возникла их копия. Иссиня-черная. Акаме крепче сжал руку своей "жертвы", улыбаясь и показывая при этом зубы. - Позабыты клятвы и молитвы все. Сбитое дыхание, и она в тебе.
-Хватит! П-прекрати! - агнец Безгрешных не выдержала. Одернув руку, она вырвала свою бледную ладонью из пальцев стража, лицо которой на мгновение, но исказилось столь знакомой Нисею болью. Отвержена. И кому же, если подумать, предназначался этот выкрик? Ему? Или собственному бойцу, которая, пытаясь успокоить, сжала руку агнца чуть крепче и едва коснулась губами ее щеки. - Это отвратительно! Заставь его замолчать! - а вот последние слова определенно предназначены уже именно ему. Счет пошел на секунды. Не давая стражу безгрешных среагировать на приказ, Акаме заговорил быстрее:
-Стон тебе не спрятать, не поймать стеной. - тьма разрасталась. Бывшая лишь тенью фигуры агнца Безгрешных она начала становиться все отчетливее. Анатомически точной. - Не схватить в охапку слабою рукой. - одна из девушек вскрикнула и отвернулась, садясь на корточки и пряча лицо, чтобы не видеть вульгарно выпирающих сосков тени и выступающего бугорка лона. - Где же твоя вера? Разве можно в ней? - Нисея улыбнулся, буквально на кончиках пальцев ощущая, как дребезжит некогда сильная связь между агнцем и бойцом Безгрешных, начиная трещать и разваливаться. - Так любить и трахать Евы дочерей? - развратная тень агнца Безгрешных начала падать на пару, и во вновь во царившей тьме раздался истерично надсадный девичий визг. Система захлопнулась. Несносные были мертвы, что же касается Безгрешных... Есть вещи пострашнее смерти. У Акаме уже не было ни сил, ни времени оценивать психологический урон, нанесенный им паре девушек. Связь немилосердно тянула его к агнцу, наплевав на усталость, полное бессилие и невыносимое желание, если, не лечь и умереть, то хотя бы впасть в кому на ближайшую сотню лет. Рот заволокло отвратительный металлическим вкусом, как если бы Нисей запихал в него целую пригоршню ржавых гвоздей, когда Акаме телепортировался к подножью заброшенного дома, куда он направил Аояги перед началом сражения.
Когда мир перестал вертеться наподобие детской карусели, а реальность приобрела знакомые и четкие черты захолустья, Нисея вырвало собственной кровью на нечто, что некогда было клумбой, а теперь напоминало бесформенную гору земли, камней и кирпичей, через которые проглядывались тщедушные, но настойчивые ростки сорняков. Вытерев губы тыльной стороной ладони, Акаме зашел в дом. Его мотало из стороны в сторону, как после недельной пьянки. Ноги запинались друг о друга, но он был жив! Прекрасное достижение, учитывая сегодняшний расклад битвы. Нисей доковылял до лестницы, ведущей на второй этаж, уже морально готовясь быть облаянным Аояги, когда услышал отчетливое и громкое лаянье, доносящие с этажа над его головой. Сеймей, конечно, был еще той сукой, но чтобы реально лаять?
-Сеймей?! - Акаме кинулся вверх по лестнице. Первый душевный порыв чуть было не закончился столкновением подбородка Нисея с бетонной лестницей, но Возлюбленному на удивление быстро, благодаря адреналину, удалось вернуть себе контроль на дрожащими от усталости ногами.